Услышав этот рассказ, я
не мог его не записать. Настолько лубочно-классическим он был, почти по
Зощенко, что так и просился в качестве рекламы "вот так на Руси веселию
быти..." Название праздника, имена героев и прочие матерные выражения
заменены, как ни в чем ни повинные лингвистические объекты.
Накануне. Разминка.
День накануне Вовка решил посвятить тому, чтобы сходить налево от своей "официальной девушки". Пассию на день звали Ирина, собственно, это было их первая встреча. Итак, сначала Иринка заехала к Вовке, где они мило пообщались. Затем она же предложила поехать к ее родителям. Время позволяло, и они поехали. Надо сказать, что Ирина жила в большом частном доме на склоне Алтынной горы, на самой окраине Саратова. Когда приехали, все родственники девушки уже дружно разминались перед Праздником. Вовка познакомился с родителями Ирины, они остограмились – раз несколько: за знакомство, за праздник, за хорошего человека Вову, за дедушку – главу семьи, за мир во всем мире и так далее. В перерывах Вова с Ириной опять мило общались, попутно Вова вникал во все тонкости жизни Ирининой семьи. Главная тонкость состояла в том, что хозяином дома, где жила Ирина с многочисленными родственниками, был Дед, человек во всех смыслах положительный, ветеран и прочее – но пьющий. В смысле, сильно пьющий.
Впрочем, несмотря на дедовские 80 лет и регулярно прибегающую белочку, дед выглядел на редкость бодро, крепко, без всякого преувеличения, как богатырь на заслуженном отдыхе. Так вот, этот Дед означенную белочку видел регулярно – как кино. По сему поводу многочисленные родственники Деда, жившие у него на квартире, столь же регулярно вызывали скорую, та увозила его в психушку (благо, рядом!), через некоторое время дед возвращался, и снова продолжал радовать себя собственного изготовления самогоном. А родственники начинали играть в увлекательную спортивную игру "Поймай дедушку, пока он не закопал колодец и не срыл туалет". Правда, в тот день Вовка не увидел знаменитого прихода белой горячки, наоборот, он вполне мило беседовал с дедушкой, который жаловался на то, что "все эти балбесы сидят у меня на шее, и что я их всех выгоню, и только ты молодец, живи здесь". Словом, слушать про жизнь этой семьи было настолько увлекательно, что количество выпитого не поддалось контролю, и Вова вырубился, оставшись спать в гостях. Вырубился и его мобильник, обиженный неподключением к питанию, так что девушка Оля (та самая, "главная" подруга Вовы), не смогла дозвониться до молодого человека в этот вечер.
Праздник. Владимир
К полудню праздничного дня Вовка пришел в себя. Сначала он был полон желания не пить, и немедленно отправиться к Оле, где, как он надеялся, его будет ждать подарок и праздничное угощение. К его несчастью, все прочие обитатели этого дома проснулись раньше, успели опохмелиться, и вообще были значительно свежей Владимира. Поэтому им не составило большого труда убедить Вовку немного задержаться и попраздновать вместе с ними. Тем более они били по его человечности железным аргументом: Дед, как это часто бывало по пьяни, снова начал довольно серьезно угрожать выгнать всех из дома – и, мол, только присутствие гостя его останавливает. Вовка задержался. Через некоторое, довольно продолжительное время, после многочисленных тостов, родственники решили, что у Деда вот-вот случится очередное свидание с белочкой. И вызвали скорую. Когда санитары скорой вошли в дом (дверь была нараспашку), они долго не могли понять, кого им брать: по всему дому ползали в лабуду пьяные люди.
Потом кто-то все-таки к ним выполз, и попытался объяснить, что мол, забирайте Деда, у него началась белая горячка. Дед гордо восседал за праздничным столом (наиболее трезвый из всех присутствующих) и возвещал, что всех на фиг, ибо не фиг. Санитары сунулись к Деду, попытались его забрать, но Дед искренне был против – он не понимал, почему его хотят забрать, и о какой-такой белой горячке речь? Вовка, наблюдавший эту сцену из коридора, буйно веселился, глядя на то, как пытаются забрать деда в психушку, в этот раз совершенно понапрасну.
Санитары же, проделав с Дедом ряд положенных тестов, установили, что, действительно, пока "все в порядке". Списав на пьяных обитателей то, что им неправильно указали жертву белочки, люди в белых халатах обратили внимание на Вовку, который как раз катался в дикой истерике.
Продолжавшего умирать от смеха Вову укатали в смирительную рубашку и погрузили в скорую. К счастью, в машине несчастный несколько протрезвел, да и врач приемной знал уже очень хорошо Деда (которого должны были привезти вместо Вовки).
Так что поездка в Желтый дом для Вовки оказалась короткой – в праздник Вовку "помиловали", и на ближайшем автобусе Вовка вернулся к Ирине. Там народ радостно встретил его возвращение ("а где это ты пропадал?), и еще пару часов после этого продолжалось для Вовки отмечание праздника.
Праздник. Ольга.
С Ольгой все было гораздо прозаичней. Не дождавшись милого к праздничному обеду, она затосковала. Мобильный Владимира не отвечал, дома у него никто к телефону не подходил. А тут как раз случился звонок ее старинного школьного знакомого Михаила, который пригласил ее в баню.
А что, баня в праздник вещь хорошая – заодно и помылась. Случилось так, что Михаилу надо было куда-то положить часы, и он положил их Ольге в сумочку. Естественно, про это было забыто. Также естественно, что Ольга, придя домой и обнаружив в сумочке мужские часы, решила подарить их своему дорогому другу, на праздник. Часы она положила на видно место, а сама отправилась к нему домой, через весь город, забрать какую-то часть музыкального центра, которой как раз не хватало в ее доме.
Праздник. Владимир.
Наконец-то Вовка вспомнил, что пора ехать к Ольге. Все равно Ирина уже спала, и разбудить ее не было никакой возможности. А на дворе, к слову, была уже глубокая ночь. Как Вова доехал до Ольгиного дома, ни в кино снять, ни в романе описать.
Помнит только, что на светофорах всегда жал на газ. На желтый свет - с надеждой успеть, на красный – потому что мог жать только на педаль газа.
Ни на что иное он просто попасть не мог: на педали газа нога уже лежала а вот вторая нога где-то бесчувственно пропадала. Как он въезжал на стоянку и как от него шарахнулся сторож, он и вовсе не помнил. Зато прекрасно помнил, как он зашел в квартиру, прошел в комнату к Ольге, по пути шестым чувством определив, что той нет дома. На столе, на самой его середине красовались часы. Мужские, чужие. Собственно, что он кричал после этого, Вовка не помнил, хотя соседи говорят, что было страшно. Сначала он колотил часами о мебель, крича "Чьи эти часы!? Наташка – билядь такая", и "где этот яйцехлоп, который оставил эти часы", и что "этого яйцехлопа я сейчас прияйцехлопну".
Затем, выпустив пар, Владимир отправился домой. Снова на машине. И снова ему повезло – он целый и невредимый доехал до дома, что характерно, через весь город. Дома мать ему сообщила, что приходила Ольга и забрала что-то. Устроив по этому поводу скандал, он побежал в милицию писать заявление о краже детали от музыкального центра. Где его, конечно, попинали и затолкали в обезьянник – поскольку ничего членораздельного, кроме "я вас щас всех прияйцехлопну" Вовка сказать не мог.
После праздника.
На следующий день после праздника Ольга дозвонилась до матери Вовки. Та рассказала ей, что тот вроде бы собирался бежать в милицию, и что он всячески на Ольгу ругался. Действительно, предприняв ряд звонков, местонахождение Володи очень быстро установилось – благо в "нужном" отделении как раз работал ее друг. Вовка был освобожден ( с некоторыми минусами для бюджета Ольги), и доставлен домой. Произошла трогательная сцена примирения. Ольга рассказала, что собиралась подарить Вове часы на Праздник, а тот рассказал, что его по ошибке упекли в психушку. И то и другое, что удивительно, правда. И зажили они снова дружно и счастливо.
Ленгвар
Не измена
Иногда так случается, что накрывает грусть. Какая-то такая никчёмная, глупая, детская грусть, заставляющая утром в субботу жадно пить воду и таращиться в зеркало на помятое лицо красными глазами. Так уж устроен мир, если вчера было очень весело, то сегодня будет довольно грустно. Я обычно такую грусть рассеиваю прогулкой по бульварному кольцу - и приятно, и полезно, и людей понаблюдать можно много. Достаточно забавных.
Конечно, раз на раз не приходится. Вот, например, в эту конкретную субботу, а точная дата значения не имеет, потому что так могло случиться в любую субботу, было всё не очень весело. Погода не радовала, солнышка не было и люди, обычно добродушные и созерцающие в такие дни, выглядели расстроено, а иногда и злобно.
Первая пара, которую я встретил, сидела на разных концах лавочки и не разговаривала друг с другом. Ссора. Было видно, что она долго ждала, а он опоздал. А может, конечно, и не из-за этого они поссорились, может он её назвал как-нибудь не так, например, Олей, тогда как на самом деле её зовут Света. Или же того хуже зайкой, тогда как всегда звал деткой. Да какая мне разница? Я то вообще деткой никого не называю, это же полный идиотизм!
Чуть дальше сидела девушка на лавочке одна и плакала, сжимая в руках сотовый телефон. Не пришёл. Или бросил? Или назвал деткой по телефону. Я бы тоже заплакал, если бы мне по телефону сказали «детка». Хотя, почему сразу из-за того, что кто-то что-то сказал. Может быть она плачет, потому что у неё говённый телефон? Сидела она простенько и спокойно на бульваре, разглядывала троллейбусы, телефон в руках вертела, а проходящий мимо хулиган взял, да и сказал ей, что телефон то у неё говно. И разрыдалась она. А может она плачет от того, что толстая? Тоже может быть.
Настроение начинало таять. Вот почему чужие переживания и страдания так действуют на меня? Увидел плачущую девушку и расстроился. Увидел поссорившуюся пару и ещё больше расстроился. А если при мне расстреляют детей и стариков? Что тогда? Я что, разрыдаюсь?
Подгоняемый такими мыслями, я забежал в кабак. Надо было развеяться, да и похмелиться не мешало бы, потому как голова начинала потихоньку болеть. Кофе, коньяк, кола и смотреть в окно, размышляя над тем, какие всё-таки люди уроды, раз не могут ладить между собой. Неужели непонятно, что это приносит одни лишь страдания.
Не успел я притронуться к напиткам, как позвонила жена моего друга. Я, честно говоря, их вместе видеть не любил, они постоянно выясняли отношения. А потому как они относились к категории людей, которым надо, чтобы на них смотрели во время этого, то выяснения отношений всегда проходили по Станиславскому - достоверно. По одному я их прекрасно переносил и любил с ними общаться, а вместе - избегал. Поэтому, когда она спросила меня в трубку о том, чем я занимаюсь, то я сразу поинтересовался:
- А что?
- Я с Эдиком поссорилась, нужен друг. Мне нужно кому-то рассказать о том, какая он сволочь, чтобы вместе его осудить!
- Тань, а ты не можешь его осудить с подругой? - я понимал, чем это могло закончиться, и пытался избежать коварных сплетен.
- Нет, мне нужно осудить его с тобой, ты же его друг, ты постоянно ему морали читаешь. Где ты? С бабой какой-нибудь? - Таня стала прислушиваться через трубку. - А, бухаешь. На бульваре? Сейчас приеду.
Ну что за люди. Не могу понять этих современных женщин, да и вообще понять этих жертв цивилизации. А спросить меня куда ехать? Да и вообще, спросить меня хочу ли я, чтобы ко мне ехали? Что за эгоизм? А если я выключу трубку? Или у меня сядет батарея? Почему я вообще должен двадцать минут объяснять, как проехать? Кстати, как называется это кафе? Ну вот, звонит.
Таня разговаривает, флиртует с официантами, водит машину и живёт с моим другом примерно одинаково - нагло, дерзко, красиво и сексуально. Не всем это одинаково нравится, вернее не вся часть из этого набора. Всем нравится красиво и сексуально, но не всем нагло и дерзко. Из-за этого Таня часто скандалит со всеми из вышеперечисленных. Сегодня выглядело это примерно так: Таня припарковала машину и, выходя из неё, показала кому-то фак, одновременно по губам через стекло я прочитал «ошол на уй, уак!», затем она зашла в кафе, сказала, что накурено и «ну и пиздец рыгаловка», потом наорала на официанта за то, что у них нет администратора, который встречает, и уже в самом конце подошла ко мне:
- Здравствуй, дорогой. Что за в говно ты сел попить коньяк?
Таня умела поднять настроение. Хоть и шумно и стрёмно, но умела. Я не стал тратить время на всякие пустяки типа приветствий и как дела, а сразу перешёл к банальностям из их отношений:
- Ну, рассказывай, из-за чего вы снова расстались?
Нарушительница моего спокойствия хитро на меня посмотрела, мол, да, прикольно, сострил, можно подумать мы ничем другим и не занимаемся, только как расстаёмся, и передразнила. И тут же меня озадачила:
- Он меня достал своей ревностью.
Это было некоторой новостью. Обычно он её доставал своей ревностью, если бы не соврать, всю жизнь и всё время. У тут, смотрю, достал окончательно. Стало интересно:
- Так ты расскажи, в чём это выражается?
Таня любила наводящие вопросы и меня за то, что я задавал именно такие, потому что не надо было самой начинать повествование, а получалось так, что это действительно интересно. После того, как я задавал их, она благодарно улыбалась, притворно сморщившись, и обычно продолжала:
- Он мне не доверяет, это очевидно же. Постоянно контролирует, достаёт. «Ты с ним спишь? Кто он тебе? Спишь с этим столбом? Почему тогда стоишь около него?» Это уже паранойя какая-то. Получается, что он меня не любит.
- Это почему?
- Когда любишь, то доверяешь. Настоящие чувства не подразумевают того, что тебе не будут верить. А он постоянно меня контролирует. Просто всегда. Он скоро к своему члену начнёт ревновать. Будет орать во время секса «А-а-а-а! Ты с ним трахаешься!».
Я эту старенькую песню про доверие слышал много раз и, честно говоря, был удивлён, что Танечка только сейчас придумала себе такой повод для ссоры. Только я хотел было ей об это поведать, как в кафе вошёл Эдик.
- Когда уже ты успела ему рассказать где мы? - удивился я.
- Я сразу, как с тобой по телефону договорила, эсэмэску ему послала. - А то так бы ты свалил.
- Бля! Не! Я пойду! - я начал было собираться, но недопитый коньяк и Эдуард попросили меня остаться. Особенно просил Эдик:
- Что она тут тебе трёт про доверие? - он сел за стол и повернулся к ней: - мы что, в тринадцатом веке живём? Где ты тут, блять, рыцарей увидела, а? Дак, и тогда ещё стали ошейник на пизду надевать!
- Пояс верности, - поправил я его.
- Да! Пиздуверности! Дорогая моя, на доверии сейчас далеко не уедешь. Доверие, как и чувства, воспитываются годами. И это уже не чувства, а скорее партнёрство между мужем и женой. Чувства притупляются и остаётся только. Э-э-э, сама придумай что.
- Судя по тебе, чувства тупятся нахер на следующий день знакомства. Ты же мне проходу не даёшь. Ты, как хвост. Огромный, злобный, глазастый хвост, который не только из задницы торчит, не давая проходу, так ещё и на голову сел. И командует. Так даже не ревнуют. Это называется доебываться!
Таня всё это быстро сказала, вытаращилась на Эдика и стала напряжённо сосать через трубочку коктейль. Повисла такая достаточно тяжёлая пауза, и я решил вставить свои пять копеек:
- Да!
Таня подхватила:
- А всё это из-за того, что ты не уверен в себе! У тебя куча комплексов, из-за которых ты себя считаешь хуже других, и от этого тебе кажется, что я стану спать с каждый вторым после тебя. Вот я, например, считаю себя идеальной! Нет ни одной тёлки круче меня и поэтому тебе и в голову не придёт потрахаться с кем-то ещё.
Я ухмыльнулся. Они оба вопросительно повернулись ко мне. Не очень хотелось, чтобы их агрессия выплеснулась на меня, и я снова сосредоточенно стал смотреть в рот Тане. Эдик возразил:
- Это всё пурга!
- Почему же? - возмутилась его жена.
- Да потому что это всего лишь предположение! Человек никогда не может быть на сто процентов уверенным в том, что партнёр ему не изменяет. И чтобы себя успокоить, придумывает вот такую хуету с комплексами!
- Ты что, мне изменяешь? Кто эта блядища? - Таня стала приподниматься из-за стола. Я решил вмешаться:
- Это он пытается объяснить тот факт, что от измен никто не застрахован. Что, если человек, которому ты предан, начинает тебе изменять и об этом факте становится известно тебе, но это говорит не о том, что ты несовершенна, а том, что твой супруг похотливая скотина!
Таня приподнялась ещё выше и наклонилась в сторону Эдика:
- Так всё-таки ты, ублюдок, ты мне изменяешь!
Тут уже мы с Эдиком хором выкрикнули:
- Нет!
И он продолжил:
- Ну ревную я, ну устраиваю сцены. Это же не из-за того, что меня прёт от этого. Просто я люблю тебя. И мне не насрать.
Таня заулыбалась:
- Правда?
Всё заканчивалось как обычно. Они снова меня провели, сделав свидетелем своей ссоры и выяснения отношений. Я прервал их идиллию, решив достать своими нравоучениями:
- Конечно, правда! И он прав, что пытается таким образом защититься от измен. Потому что это догмат. Если бы измена была нормой, то не было бы этой ваше ссоры. Защищаться от измен нужно по той же самой причине, по которой надо воспитывать детей. Это норма! Нужно понимать, что такое измена. И что она может за собой повлечь. И как вы с это для себя определили. Не зря же вы клялись в верности при венчании, чему меня призвали в свидетели. Не зря существует институт брака. И факт измены, конкретно в вашем случае несёт юридическую силу. Уж если у вас и в брачном договоре указан пункт о виртуальной измене, то какого хера вы вообще поднимаете тему ревности?!
Они меня уже не слышали. Они целовались, не обращая на меня внимания. Меня это одновременно раздражало и радовало. Раздражали все их «сюси-пуси» и идиотские нежности, а радовало, что эти люди любили друг друга.
И не только они. Гуляя дальше по бульвару я видел много целующихся пар. И радостных девушек, держащих в руках телефон, и счастливых молодых людей, в нетерпении тусующихся с букетом под часами.
Накануне. Разминка.
День накануне Вовка решил посвятить тому, чтобы сходить налево от своей "официальной девушки". Пассию на день звали Ирина, собственно, это было их первая встреча. Итак, сначала Иринка заехала к Вовке, где они мило пообщались. Затем она же предложила поехать к ее родителям. Время позволяло, и они поехали. Надо сказать, что Ирина жила в большом частном доме на склоне Алтынной горы, на самой окраине Саратова. Когда приехали, все родственники девушки уже дружно разминались перед Праздником. Вовка познакомился с родителями Ирины, они остограмились – раз несколько: за знакомство, за праздник, за хорошего человека Вову, за дедушку – главу семьи, за мир во всем мире и так далее. В перерывах Вова с Ириной опять мило общались, попутно Вова вникал во все тонкости жизни Ирининой семьи. Главная тонкость состояла в том, что хозяином дома, где жила Ирина с многочисленными родственниками, был Дед, человек во всех смыслах положительный, ветеран и прочее – но пьющий. В смысле, сильно пьющий.
Впрочем, несмотря на дедовские 80 лет и регулярно прибегающую белочку, дед выглядел на редкость бодро, крепко, без всякого преувеличения, как богатырь на заслуженном отдыхе. Так вот, этот Дед означенную белочку видел регулярно – как кино. По сему поводу многочисленные родственники Деда, жившие у него на квартире, столь же регулярно вызывали скорую, та увозила его в психушку (благо, рядом!), через некоторое время дед возвращался, и снова продолжал радовать себя собственного изготовления самогоном. А родственники начинали играть в увлекательную спортивную игру "Поймай дедушку, пока он не закопал колодец и не срыл туалет". Правда, в тот день Вовка не увидел знаменитого прихода белой горячки, наоборот, он вполне мило беседовал с дедушкой, который жаловался на то, что "все эти балбесы сидят у меня на шее, и что я их всех выгоню, и только ты молодец, живи здесь". Словом, слушать про жизнь этой семьи было настолько увлекательно, что количество выпитого не поддалось контролю, и Вова вырубился, оставшись спать в гостях. Вырубился и его мобильник, обиженный неподключением к питанию, так что девушка Оля (та самая, "главная" подруга Вовы), не смогла дозвониться до молодого человека в этот вечер.
Праздник. Владимир
К полудню праздничного дня Вовка пришел в себя. Сначала он был полон желания не пить, и немедленно отправиться к Оле, где, как он надеялся, его будет ждать подарок и праздничное угощение. К его несчастью, все прочие обитатели этого дома проснулись раньше, успели опохмелиться, и вообще были значительно свежей Владимира. Поэтому им не составило большого труда убедить Вовку немного задержаться и попраздновать вместе с ними. Тем более они били по его человечности железным аргументом: Дед, как это часто бывало по пьяни, снова начал довольно серьезно угрожать выгнать всех из дома – и, мол, только присутствие гостя его останавливает. Вовка задержался. Через некоторое, довольно продолжительное время, после многочисленных тостов, родственники решили, что у Деда вот-вот случится очередное свидание с белочкой. И вызвали скорую. Когда санитары скорой вошли в дом (дверь была нараспашку), они долго не могли понять, кого им брать: по всему дому ползали в лабуду пьяные люди.
Потом кто-то все-таки к ним выполз, и попытался объяснить, что мол, забирайте Деда, у него началась белая горячка. Дед гордо восседал за праздничным столом (наиболее трезвый из всех присутствующих) и возвещал, что всех на фиг, ибо не фиг. Санитары сунулись к Деду, попытались его забрать, но Дед искренне был против – он не понимал, почему его хотят забрать, и о какой-такой белой горячке речь? Вовка, наблюдавший эту сцену из коридора, буйно веселился, глядя на то, как пытаются забрать деда в психушку, в этот раз совершенно понапрасну.
Санитары же, проделав с Дедом ряд положенных тестов, установили, что, действительно, пока "все в порядке". Списав на пьяных обитателей то, что им неправильно указали жертву белочки, люди в белых халатах обратили внимание на Вовку, который как раз катался в дикой истерике.
Продолжавшего умирать от смеха Вову укатали в смирительную рубашку и погрузили в скорую. К счастью, в машине несчастный несколько протрезвел, да и врач приемной знал уже очень хорошо Деда (которого должны были привезти вместо Вовки).
Так что поездка в Желтый дом для Вовки оказалась короткой – в праздник Вовку "помиловали", и на ближайшем автобусе Вовка вернулся к Ирине. Там народ радостно встретил его возвращение ("а где это ты пропадал?), и еще пару часов после этого продолжалось для Вовки отмечание праздника.
Праздник. Ольга.
С Ольгой все было гораздо прозаичней. Не дождавшись милого к праздничному обеду, она затосковала. Мобильный Владимира не отвечал, дома у него никто к телефону не подходил. А тут как раз случился звонок ее старинного школьного знакомого Михаила, который пригласил ее в баню.
А что, баня в праздник вещь хорошая – заодно и помылась. Случилось так, что Михаилу надо было куда-то положить часы, и он положил их Ольге в сумочку. Естественно, про это было забыто. Также естественно, что Ольга, придя домой и обнаружив в сумочке мужские часы, решила подарить их своему дорогому другу, на праздник. Часы она положила на видно место, а сама отправилась к нему домой, через весь город, забрать какую-то часть музыкального центра, которой как раз не хватало в ее доме.
Праздник. Владимир.
Наконец-то Вовка вспомнил, что пора ехать к Ольге. Все равно Ирина уже спала, и разбудить ее не было никакой возможности. А на дворе, к слову, была уже глубокая ночь. Как Вова доехал до Ольгиного дома, ни в кино снять, ни в романе описать.
Помнит только, что на светофорах всегда жал на газ. На желтый свет - с надеждой успеть, на красный – потому что мог жать только на педаль газа.
Ни на что иное он просто попасть не мог: на педали газа нога уже лежала а вот вторая нога где-то бесчувственно пропадала. Как он въезжал на стоянку и как от него шарахнулся сторож, он и вовсе не помнил. Зато прекрасно помнил, как он зашел в квартиру, прошел в комнату к Ольге, по пути шестым чувством определив, что той нет дома. На столе, на самой его середине красовались часы. Мужские, чужие. Собственно, что он кричал после этого, Вовка не помнил, хотя соседи говорят, что было страшно. Сначала он колотил часами о мебель, крича "Чьи эти часы!? Наташка – билядь такая", и "где этот яйцехлоп, который оставил эти часы", и что "этого яйцехлопа я сейчас прияйцехлопну".
Затем, выпустив пар, Владимир отправился домой. Снова на машине. И снова ему повезло – он целый и невредимый доехал до дома, что характерно, через весь город. Дома мать ему сообщила, что приходила Ольга и забрала что-то. Устроив по этому поводу скандал, он побежал в милицию писать заявление о краже детали от музыкального центра. Где его, конечно, попинали и затолкали в обезьянник – поскольку ничего членораздельного, кроме "я вас щас всех прияйцехлопну" Вовка сказать не мог.
После праздника.
На следующий день после праздника Ольга дозвонилась до матери Вовки. Та рассказала ей, что тот вроде бы собирался бежать в милицию, и что он всячески на Ольгу ругался. Действительно, предприняв ряд звонков, местонахождение Володи очень быстро установилось – благо в "нужном" отделении как раз работал ее друг. Вовка был освобожден ( с некоторыми минусами для бюджета Ольги), и доставлен домой. Произошла трогательная сцена примирения. Ольга рассказала, что собиралась подарить Вове часы на Праздник, а тот рассказал, что его по ошибке упекли в психушку. И то и другое, что удивительно, правда. И зажили они снова дружно и счастливо.
Ленгвар
Не измена
Иногда так случается, что накрывает грусть. Какая-то такая никчёмная, глупая, детская грусть, заставляющая утром в субботу жадно пить воду и таращиться в зеркало на помятое лицо красными глазами. Так уж устроен мир, если вчера было очень весело, то сегодня будет довольно грустно. Я обычно такую грусть рассеиваю прогулкой по бульварному кольцу - и приятно, и полезно, и людей понаблюдать можно много. Достаточно забавных.
Конечно, раз на раз не приходится. Вот, например, в эту конкретную субботу, а точная дата значения не имеет, потому что так могло случиться в любую субботу, было всё не очень весело. Погода не радовала, солнышка не было и люди, обычно добродушные и созерцающие в такие дни, выглядели расстроено, а иногда и злобно.
Первая пара, которую я встретил, сидела на разных концах лавочки и не разговаривала друг с другом. Ссора. Было видно, что она долго ждала, а он опоздал. А может, конечно, и не из-за этого они поссорились, может он её назвал как-нибудь не так, например, Олей, тогда как на самом деле её зовут Света. Или же того хуже зайкой, тогда как всегда звал деткой. Да какая мне разница? Я то вообще деткой никого не называю, это же полный идиотизм!
Чуть дальше сидела девушка на лавочке одна и плакала, сжимая в руках сотовый телефон. Не пришёл. Или бросил? Или назвал деткой по телефону. Я бы тоже заплакал, если бы мне по телефону сказали «детка». Хотя, почему сразу из-за того, что кто-то что-то сказал. Может быть она плачет, потому что у неё говённый телефон? Сидела она простенько и спокойно на бульваре, разглядывала троллейбусы, телефон в руках вертела, а проходящий мимо хулиган взял, да и сказал ей, что телефон то у неё говно. И разрыдалась она. А может она плачет от того, что толстая? Тоже может быть.
Настроение начинало таять. Вот почему чужие переживания и страдания так действуют на меня? Увидел плачущую девушку и расстроился. Увидел поссорившуюся пару и ещё больше расстроился. А если при мне расстреляют детей и стариков? Что тогда? Я что, разрыдаюсь?
Подгоняемый такими мыслями, я забежал в кабак. Надо было развеяться, да и похмелиться не мешало бы, потому как голова начинала потихоньку болеть. Кофе, коньяк, кола и смотреть в окно, размышляя над тем, какие всё-таки люди уроды, раз не могут ладить между собой. Неужели непонятно, что это приносит одни лишь страдания.
Не успел я притронуться к напиткам, как позвонила жена моего друга. Я, честно говоря, их вместе видеть не любил, они постоянно выясняли отношения. А потому как они относились к категории людей, которым надо, чтобы на них смотрели во время этого, то выяснения отношений всегда проходили по Станиславскому - достоверно. По одному я их прекрасно переносил и любил с ними общаться, а вместе - избегал. Поэтому, когда она спросила меня в трубку о том, чем я занимаюсь, то я сразу поинтересовался:
- А что?
- Я с Эдиком поссорилась, нужен друг. Мне нужно кому-то рассказать о том, какая он сволочь, чтобы вместе его осудить!
- Тань, а ты не можешь его осудить с подругой? - я понимал, чем это могло закончиться, и пытался избежать коварных сплетен.
- Нет, мне нужно осудить его с тобой, ты же его друг, ты постоянно ему морали читаешь. Где ты? С бабой какой-нибудь? - Таня стала прислушиваться через трубку. - А, бухаешь. На бульваре? Сейчас приеду.
Ну что за люди. Не могу понять этих современных женщин, да и вообще понять этих жертв цивилизации. А спросить меня куда ехать? Да и вообще, спросить меня хочу ли я, чтобы ко мне ехали? Что за эгоизм? А если я выключу трубку? Или у меня сядет батарея? Почему я вообще должен двадцать минут объяснять, как проехать? Кстати, как называется это кафе? Ну вот, звонит.
Таня разговаривает, флиртует с официантами, водит машину и живёт с моим другом примерно одинаково - нагло, дерзко, красиво и сексуально. Не всем это одинаково нравится, вернее не вся часть из этого набора. Всем нравится красиво и сексуально, но не всем нагло и дерзко. Из-за этого Таня часто скандалит со всеми из вышеперечисленных. Сегодня выглядело это примерно так: Таня припарковала машину и, выходя из неё, показала кому-то фак, одновременно по губам через стекло я прочитал «ошол на уй, уак!», затем она зашла в кафе, сказала, что накурено и «ну и пиздец рыгаловка», потом наорала на официанта за то, что у них нет администратора, который встречает, и уже в самом конце подошла ко мне:
- Здравствуй, дорогой. Что за в говно ты сел попить коньяк?
Таня умела поднять настроение. Хоть и шумно и стрёмно, но умела. Я не стал тратить время на всякие пустяки типа приветствий и как дела, а сразу перешёл к банальностям из их отношений:
- Ну, рассказывай, из-за чего вы снова расстались?
Нарушительница моего спокойствия хитро на меня посмотрела, мол, да, прикольно, сострил, можно подумать мы ничем другим и не занимаемся, только как расстаёмся, и передразнила. И тут же меня озадачила:
- Он меня достал своей ревностью.
Это было некоторой новостью. Обычно он её доставал своей ревностью, если бы не соврать, всю жизнь и всё время. У тут, смотрю, достал окончательно. Стало интересно:
- Так ты расскажи, в чём это выражается?
Таня любила наводящие вопросы и меня за то, что я задавал именно такие, потому что не надо было самой начинать повествование, а получалось так, что это действительно интересно. После того, как я задавал их, она благодарно улыбалась, притворно сморщившись, и обычно продолжала:
- Он мне не доверяет, это очевидно же. Постоянно контролирует, достаёт. «Ты с ним спишь? Кто он тебе? Спишь с этим столбом? Почему тогда стоишь около него?» Это уже паранойя какая-то. Получается, что он меня не любит.
- Это почему?
- Когда любишь, то доверяешь. Настоящие чувства не подразумевают того, что тебе не будут верить. А он постоянно меня контролирует. Просто всегда. Он скоро к своему члену начнёт ревновать. Будет орать во время секса «А-а-а-а! Ты с ним трахаешься!».
Я эту старенькую песню про доверие слышал много раз и, честно говоря, был удивлён, что Танечка только сейчас придумала себе такой повод для ссоры. Только я хотел было ей об это поведать, как в кафе вошёл Эдик.
- Когда уже ты успела ему рассказать где мы? - удивился я.
- Я сразу, как с тобой по телефону договорила, эсэмэску ему послала. - А то так бы ты свалил.
- Бля! Не! Я пойду! - я начал было собираться, но недопитый коньяк и Эдуард попросили меня остаться. Особенно просил Эдик:
- Что она тут тебе трёт про доверие? - он сел за стол и повернулся к ней: - мы что, в тринадцатом веке живём? Где ты тут, блять, рыцарей увидела, а? Дак, и тогда ещё стали ошейник на пизду надевать!
- Пояс верности, - поправил я его.
- Да! Пиздуверности! Дорогая моя, на доверии сейчас далеко не уедешь. Доверие, как и чувства, воспитываются годами. И это уже не чувства, а скорее партнёрство между мужем и женой. Чувства притупляются и остаётся только. Э-э-э, сама придумай что.
- Судя по тебе, чувства тупятся нахер на следующий день знакомства. Ты же мне проходу не даёшь. Ты, как хвост. Огромный, злобный, глазастый хвост, который не только из задницы торчит, не давая проходу, так ещё и на голову сел. И командует. Так даже не ревнуют. Это называется доебываться!
Таня всё это быстро сказала, вытаращилась на Эдика и стала напряжённо сосать через трубочку коктейль. Повисла такая достаточно тяжёлая пауза, и я решил вставить свои пять копеек:
- Да!
Таня подхватила:
- А всё это из-за того, что ты не уверен в себе! У тебя куча комплексов, из-за которых ты себя считаешь хуже других, и от этого тебе кажется, что я стану спать с каждый вторым после тебя. Вот я, например, считаю себя идеальной! Нет ни одной тёлки круче меня и поэтому тебе и в голову не придёт потрахаться с кем-то ещё.
Я ухмыльнулся. Они оба вопросительно повернулись ко мне. Не очень хотелось, чтобы их агрессия выплеснулась на меня, и я снова сосредоточенно стал смотреть в рот Тане. Эдик возразил:
- Это всё пурга!
- Почему же? - возмутилась его жена.
- Да потому что это всего лишь предположение! Человек никогда не может быть на сто процентов уверенным в том, что партнёр ему не изменяет. И чтобы себя успокоить, придумывает вот такую хуету с комплексами!
- Ты что, мне изменяешь? Кто эта блядища? - Таня стала приподниматься из-за стола. Я решил вмешаться:
- Это он пытается объяснить тот факт, что от измен никто не застрахован. Что, если человек, которому ты предан, начинает тебе изменять и об этом факте становится известно тебе, но это говорит не о том, что ты несовершенна, а том, что твой супруг похотливая скотина!
Таня приподнялась ещё выше и наклонилась в сторону Эдика:
- Так всё-таки ты, ублюдок, ты мне изменяешь!
Тут уже мы с Эдиком хором выкрикнули:
- Нет!
И он продолжил:
- Ну ревную я, ну устраиваю сцены. Это же не из-за того, что меня прёт от этого. Просто я люблю тебя. И мне не насрать.
Таня заулыбалась:
- Правда?
Всё заканчивалось как обычно. Они снова меня провели, сделав свидетелем своей ссоры и выяснения отношений. Я прервал их идиллию, решив достать своими нравоучениями:
- Конечно, правда! И он прав, что пытается таким образом защититься от измен. Потому что это догмат. Если бы измена была нормой, то не было бы этой ваше ссоры. Защищаться от измен нужно по той же самой причине, по которой надо воспитывать детей. Это норма! Нужно понимать, что такое измена. И что она может за собой повлечь. И как вы с это для себя определили. Не зря же вы клялись в верности при венчании, чему меня призвали в свидетели. Не зря существует институт брака. И факт измены, конкретно в вашем случае несёт юридическую силу. Уж если у вас и в брачном договоре указан пункт о виртуальной измене, то какого хера вы вообще поднимаете тему ревности?!
Они меня уже не слышали. Они целовались, не обращая на меня внимания. Меня это одновременно раздражало и радовало. Раздражали все их «сюси-пуси» и идиотские нежности, а радовало, что эти люди любили друг друга.
И не только они. Гуляя дальше по бульвару я видел много целующихся пар. И радостных девушек, держащих в руках телефон, и счастливых молодых людей, в нетерпении тусующихся с букетом под часами.
